"Гнойник лопнул". В нацгоспитале умер мужчина со свищом кишки. Его родня винит врача
В редакцию Kaktus.media обратилась Асель. 24 мая в национальном госпитале умер ее брат - 37-летний Амантур Касымбеков. Родственники считают, что причиной смерти мужчины стала халатность медика. "Мы потеряли родственника из-за халатного отношения врача", - заявили они.
Что рассказала Асель
- Амантур был водителем автобуса. Он всегда работал шофером.
Особо жалоб у него не было, но брат живет отдельно. 20 мая мы ему звонили, разговаривали. Он сказал, что у него трудности с мочеиспусканием. 21 мая мы поехали в национальный госпиталь. У брата уже были сильные боли. Его принял дежурный врач и поставил диагноз "парапроктит" (воспаление тканей около прямой кишки). Врач-проктолог Сапар Турдалиев сказал, что нужно делать операцию. И что у него с такими проблемами приходят пациенты каждый день.
Он направил Амантура на ЭКГ и рентген легких. Думая, видимо, что это легкая операция, ни на какие больше обследования не отправил, никаких анализов не взял. Клизму перед операцией не сделал, хотя по идее кишечник нужно было очистить.
Врач сделал операцию в тот же день - 21 мая. Около 12 дня Амантур пришел больницу. А в 15:00 его уже взяли на операцию. Ему сделали спинальную анестезию. Сапар Турдалиев сказал, что всем делает анестезию сам. Это мы тоже узнали, когда брат уже был в критическом состоянии, из истории болезни.
Операцию Сапар Турдалиев провел без консилиума врачей. Он немножко почистил гнойник, плохо вскрыл его и не поставил блокаду. А потом отправил на МРТ. Тогда Амантур еще ходил. Утром следующего дня его отвезли в "Кортекс". После ему совсем плохо стало, брат попал в реанимацию. Гнойник у него лопнул, пошел абсцесс, содержимое попало в кровь.
В ходе операции гнойник вскрывается, пациенту выполняются дренирование и удаление самого свища. Сапар Турдалиев свищ не удалил. Брату несколько раз делали переливание плазмы - шесть или семь раз. А у него кровь редкой группы - вторая отрицательная. Хотели еще провести прямое переливание крови, но не успели...
За братом после операции оставался смотреть отец. Амантур ходить не мог. У него весь гной выходил наружу. Он весь им испачкался. Врач это видел и ничего не предпринял. А ждал, когда будет МРТ. Вообще ничего не делал. Другая врач делала перевязки, чистила там все. А Сапар Турдалиев даже не зашел. Сдал дежурство и ушел.
24 мая брату еще раз решили сделать операцию, нужно было почистить весь гной в крови и удалить свищ. Тогда мы и узнали, что гнойник лопнул. После последней операции он уже не мог самостоятельно дышать, его подключили к аппарату ИВЛ. Вечером он умер, не приходя в сознание...
Был консилиум врачей, где даже все врачи, хирурги и анестезиолог подтвердили, что виноват врач-проктолог С. Т. - он поспешно сделал операцию, не осмотрев и не взяв анализы.
Если бы этот проктолог своевременно взял анализы, сделал хотя бы клизму, посоветовался с другими врачами, брат был бы жив... У него остались жена и двое детей, младшему нет еще трех лет.
Амантур пролежал в морге почти до вечера, должны были сделать экспертизу еще утром, говорили, что нет света в морге, но оказалось, что там был генератор. Как говорится, ворон ворону глаз не выклюет, по нашему мнению, они специально тянули время, чтобы исправить историю болезни.
Отец видел на экспертизе в морге, как резали его сына, и не может прийти в себя. Нам сказали, что материалы отправили в Казахстан. Результаты будут через месяц.
Врач всем говорит, что наш брат был алкоголиком и все равно бы умер. Разве так можно?
Мы хотим, чтобы общественность знала о произошедшем.
Что говорит Сапар Турдалиев
- На самом деле все произошло так: больной поступил в отделение, госпитализировала его дежурный врач. Она отправила его с парапроктитом. Пациента завели в перевязочную для операции. Визуально снаружи было видно покраснение кожи. Клинику парапроктита явно было видно. При пальцевом исследовании пациент жаловался на боли.
У меня есть квалификация для того, чтобы делать сакральную анестезию (разновидность эпидуральной анестезии, введение раствора местного анестетика в крестцовый канал через крестцово-копчиковую связку). Анестезиолог, который дает наркоз у нас в отделении, был занят в операционной плановыми больными.
Я дал наркоз без осложнения, все удачно, все хорошо. Дальше врачи ищут гнойную полость парапроктита. Не находят и вызывают более опытного человека - Байсаева. Они все вместе смотрят и тоже не могут найти гнойную полость. И тогда меня вызывают. Я захожу и определяю более или менее набухший участок. Провожу вскрытие. По разрезу я захожу дальше, потому что гнойная полость далеко находится. Захожу где-то сантиметров на 15-20. Смотрю: там гнойной полости нет.
Тогда я решил, что гнойная полость находится в забрюшинном пространстве. Это значит, она выше - в малом тазу. Чтобы не повредить крупные магистральные сосуды, дальше ревизию мы не делали. Пригласили гнойного хирурга. Пациенту после анестезии становится легче. Хирург смотрит: особой клиники нет, абцесса забрюшинного пространства нет. И уходит.
Родственники договариваются о проведении компьютерной томографии. Записываются на следующий день на утро. Туда пациента отвезли своим ходом. Возвращаются часов в 12:00.
Больной, вернувшись в палату, сказал, что он замерз. Мы смотрим: он синюшный.
Дежурный врач Давлетова сразу переводит пациента в реанимацию. Точнее, приглашает реаниматолога, и они не определяют пульс на периферии. Пациент находится в это время в ясном сознании, он жалуется, что замерз, пить хочет. И его переводят в реанимацию.
Там проводится инфузионная терапия. После нее больной порозовел, согрелся. Результаты компьютерной томографии стали известны только в 14:00. Я думал, что в 14:00 или 15:00 пациента возьмут на повторную операцию. Гнойный хирург пришел и сказал, что компьютерная томография не показывает гнойную полость. Говорит о динамическом наблюдении и уходит.
Я говорю: "Надо брать на операцию. Там гнойный процесс идет. Интоксикация продолжается". Лишь потом его берут на повторную операцию. Дается наркоз с интубацией ИВЛ. После этого гнойный хирург открывает забрюшинное пространство. Оттуда выделяется гной с гнилостным запахом. Мы его отсасываем, сушим, дренируем и выходим из операционной.
Больного переводят в реанимацию. Проводится интенсивное наблюдение. Назначена была соответствующая коррекция. Пациент остается в отделении реанимации, но числится за нами. Поэтому мы ходим и делаем перевязки, пять-шесть раз они делаются.
Потом я прихожу на очередную перевязку, а у больного - потемнение кожных покровов послеоперационной раны, мошонки. В этот же день должен состояться консилиум во главе с главным врачом. Решением консилиума было еще раз взять на операцию. Мы заходим в эту же рану, особого гнойного отделения нет. Рану оставляем открытой и добавляем дренажную трубку. Потом ее зашили, снова переводим в реанимацию.
Он остается там, часов в 11 констатируют биологическую смерть.
Все. Здесь я сбоку припека. Просто меня пригласили. Понимаете, у нас должны быть медицинская этика и деонтология. Но реаниматолог взяла и родственникам пожаловалась, что якобы неправильно больного взяли на операцию, неправильно дали наркоз, поэтому, мол, его в тяжелом состоянии перевели. А в каком еще состоянии переводят в реанимацию? В легком? Когда больной ходит?
В общем, они акт составили. Я говорю: это филькина грамота. Кто такой акт составляет, что переведен в тяжелом состоянии?
Там, мол, несколько врачей подписали. Я говорю: кто подписал? Заведующая реанимацией. Она читала этот акт или не читала? Что за претензии? Никто ничего не говорит. Я акт не стал подписывать. Родные настроены против меня, что я виноват здесь почему-то.
На вскрытии присутствовал отец умершего, брат и я, потому что администрация попросила, чтобы я был, оперирующий хирург и врач из проктологии, которая принимала этого пациента.
На вскрытии выявили рак предстательной железы с метастазами в кишечник.
Кстати, до того как отправить пациента к нам, он был в отделении урологии, где ему поставили мочевой катетер. Наша вина в том, что мы не могли отказать тяжелому больному в госпитализации.
По поводу того что я говорю об алкоголизме - так сам пациент сказал, что до поступления пил и не ел.
Я считаю, что родственников на меня натравили.
