Профессия - медсестра. Быт и работа в далеком селе Дейрес-Сай на границе с Узбекистаном
Оригинальная версия лонгрида о том, как медсестра работает в маленьком селе Джалал-Абадской области, - по ссылке.
Каждый раз одно и то же: стоит мне собраться в командировку, обязательно испортится погода. Две недели светило солнце, январь притворялся мартом, деревья перешептывались, птицы переглядывались, кошки готовили сольные выступления. В день выезда солнце прикрылось серым облаком, в небе образовалась трещина, из нее посыпалась влажная крупа. Дороги тут же покрылись густым киселем, смог над Бишкеком уплотнился, МЧС прислало СМС-страшилку про сход лавин.
- Какую музыку любите? - спросил нас с переводчиком водитель на выезде из Бишкека.
- Лучшая музыка - тишина! - хором ответили мы.
600 километров тишины. 12 часов живописных пейзажей. Дорога Бишкек - Джалал-Абад - опасная в зимние месяцы, красивая во все времена года. Обычно она загружена фурами с топливом, но предупреждения гидрометцентра и МЧС сделали свое дело: трасса практически пустая. Счастье!
Сразу за Беловодским воздух меняет запах и вкус. Хочется взять большую стеклянную банку и законсервировать ветер. Дышать легко! Пожалуйста-пожалуйста, цивилизация, не приходи в наши горы! Оставь хотя бы здесь этот сладкий воздух!
Серое небо осталось позади. Впереди только синее, яркое, чистое. Чем меньше человеческого присутствия, тем больше белого. Снег под колесами, снег впереди и позади, снег на полях и на горах, целый мир - белый снег. Солнце яркое, бесконечное. Глаза превратились в две щелочки, щеки горят.
Суусамырская долина (в теплый период - это открытый курорт) зимой сладко спит. Уже через пару месяцев здесь будут стоять юрты, пастись лошади, над казанами поплывут дым, пар, аромат вареного мяса, люди из самых разных частей Кыргызстана приедут сюда на кумысолечение.
Меняется высота, меняются климатические зоны. Оттенки горных пород от ржаво-красных, до мелово-медовых, то обрывистые скалы, то пологие холмы. Горы дышат, машут елками, присматриваются к путешественникам. Дорожный серпантин, непредсказуемые перевалы, черные дыры тоннелей, облачные завесы, синие вены рек. Не насмотреться, не надышаться.
Осторожно, туман!
День идет на убыль, солнце катится за горы. Холодная ночь. Темнота. Едем на ощупь.Вот она мощнейшая река Нарын, полноводное Токтогульское водохранилище, гигантские каскады ГЭС. А вот он черный квадрат известного авангардиста - кромешная темнота. Темная дорога, темные окна предгорных домов, страшные, неосвещенные тоннели (лампы горят в одном из четырех).
Таш-Кумыр выплывает из темноты, как большой прогулочный лайнер. Переливается елочной гирляндой, купается в огнях. Я прилипаю к окну и, как ребенок, радуюсь лампочкам.
До Джалал-Абада остается каких-то 130 километров. Эти 130 километров превращаются в самый тяжелый отрезок нашего пути. Легкое облако тумана с каждым метром спуска уплотняется, набирает массу, приобретает уверенность. Наконец влажная пелена превращается в плотную белую тряпку и встает стеной перед лобовым стеклом.
Туман настолько густой, что, выйдя из машины и отойдя от нее на два метра, можно заблудиться, потеряться, пропасть. Дорога - неровная, без разметок и ограждений - не понять, где ее край. Четкое ощущение, что упал в молоко и медленно идешь ко дну. Изредка из ниоткуда, словно погибающие киты, на встречку выбрасываются фуры, их мигающие аварийные огни, как крик о помощи, проносятся над тишиной и тонут в молочной реке. Я прошу водителя остановиться, сбавить скорость до минимума. Несколько раз выхожу из машины. Делаю шаг в сторону белой стены и снова сажусь в салон. Я слышу, как стучит в моих висках кровь, слышу, как, касаясь брюхом земли, ползет туман.
Устать можно от всего. Даже от страха. Мои глаза слипаются, я ужасно устала от всей этой готики и хтони, мне становится уже безразлично, доедем мы или застрянем, как мухи в янтаре, в этой белой дряни. Водитель давит на газ, и я вижу знакомую арку на въезде в Джалал-Абад.
Джалал-Абад. Отель
Утро в гостинице холодное, сырое. В столовой высокочастотный диалог. Женщины - одна в платке и белом халате поверх национальной одежды, другая в норковой шубке и такой же шапочке - экспрессивно жестикулируют, играют густыми бровями, переставляют с места на место большой белый пакет, топают, громко дышат. Я спрашиваю переводчика о сути беседы.
- Проклинают друг друга.
- Из-за чего?
- Из-за боорсоков.
Гостиница со звездами отапливается дедовским способом. В пять утра кочегар начинает свою работу. Выносит в ведрах на задний двор золу, скребет лопатой, чиркает спичкой. Акустика как в концертном зале. К шести утра батареи в моем номере подают первые признаки жизни, теплее не становится. На ресепшен рыжеволосая Гульнара греет руки над электрическим обогревателем.
- Как вам у нас, все понравилось? - спрашивает по уставу.
- Все хорошо, спасибо! - отвечаю я.
- Приезжайте еще! - оживает Гульнара.
- К вам дорога страшная, - говорю я.
- У нас хорошие дороги! - встает на защиту родины Гульнара.
- На въезде в Джалал-Абад, Гульнара, очень страшная дорога! - зачем-то спорю я.
- Ну, про это не знаю, - сдается она.
- Никогда не выезжали из Джалал-Абада? - удивляюсь я.
- Никогда, - отвечает она.
Ууружар
Вчерашний туман стоит на том же месте в той же позе. Укоренился, забронзовел. Белым пятном сквозь его толстое тело пробивается солнце. Дорога, по которой мы вчера ползли, оказывается широким недостроенным полотном, на обочинах предупреждающие знаки. По краю дороги тянется колючая проволока, за ней во мгле Узбекистан.
Спящие деревья, поля, села, ни одного человека. "Твин Пикс" должны были снимать здесь. На выезде из села Ууружар (буквальный перевод "воровской утес") на зебре стоит картонный милиционер, недалеко от муляжа патрульная машина и настоящие - живые милиционеры.
- И в чем смысл картонного милиционера? - спрашиваю подмерзших мужчин, жмущихся к треноге с видеорегистратором.
- Чтобы притормаживали на зебрах хотя бы возле школ, - отвечает посиневшими губами один из них.
- И это работает? - интересуюсь.
- Ну, когда мы стоим тут же, работает, - смеется он и удивляется, что такого нет в Бишкеке. Я, как пенсионер, дорвавшийся до окошка, в красках рассказываю, как мы плелись по этой же дороге вчера ночью и как было страшно в тумане.
- Туман тут постоянно. Здесь ночью даже местные не ездят! - снова смеется мужчина.
- А нельзя что-то придумать? Установить какие-то светоотражающие штуки по краям дороги, нарисовать разметку? - умничаю я.
- Можно, наверное, - отвечает уставший от моей болтовни милиционер.
- Я тут десять лет работаю. Десять лет собираются сделать. Вот снова ремонтируют дорогу…
Возвращаюсь в машину, переводчик штурмует словари, название села не дает ей покоя.
- Воровской утес, обрыв, берег. Возможно, тут был какой-то контрабандный переход, - предполагает она.
Пожалуйста, не обманывайте!
Заезжаем в кафе. Заказываем манты, лагман, чай. Кафе большое, людей много, потолки натяжные, люстры из граненого стекла. На входе переносной умывальник.
- Простите, а где у вас туалет?
- Вон там дверь налево.
Открываешь дверь, там двор, во дворе пластиковая будочка, в ней сидит замерзшая девочка. Надпись на окошке: "Туалет 10 сом".
- А можно 10 сомов занести на выходе? - спрашиваю и не знаю, куда деть глаза от неловкости.
- А вы не обманете? - спрашивает в ответ девочка.
- Нет, - c трудом произношу я.
- Только не обманывайте, пожалуйста! - просит девочка.
Дети и огурцы
Съезжаем с большой дороги, петляем по мерзлому грунту. Расстояния между населенными пунктами все больше. Горы ближе. Заборов меньше. Жизнь людей на виду. Больше детей на улице. По дороге к очередному селу по обочине дороги по одному, по двое, компаниями идут дети с портфелями. Многие поднимают руку, просят подвезти.
Останавливаемся возле голосующего мальчика. Вокруг никого, от одного села до другого несколько километров. Садится. На вид лет десять. Одет скромно, ведет себя уверенно, на вопросы отвечает по-взрослому.
- Не боишься садиться в машину к незнакомым людям?
- Нет.
- Каждый день так добираешься в школу?
- Да.
- А родители чем занимаются?
- Работают в теплице. Мама рассаду выращивает, папа - кочегар.
- А что из рассады вырастет?
- Огурцы.
Показывает, как лучше проехать к школе. Благодарит за поездку, выпрыгивает из машины у ворот. Во дворе школы веселье. Каждый подошедший вешает на забор свой портфель и тут же бежит в игру. Крик, визг, смех. Альчики, догонялки, прятки. Как будто отмотали пленку на тридцать лет назад.
Дейрес-Сай
На развилке двух дорог указатель с названием села. Стрелка оторвана, лежит рядом. Мы никуда не торопимся. Едем наугад. Семь километров полем. К туману мы уже привыкли, больше он нам не мешает. Холмистая местность, камышовые заросли, тишина.
"Сай" с кыргызского языка переводится как "высохшее русло реки". Если чуть прикрыть глаза, можно увидеть бурный поток, идущий с гор, услышать шум воды, плеск волны и жирной рыбы.
Перед очередным холмом табличка "Школа". На возвысившемся над полями острове несколько беленых домиков. Смотрим на них завороженно. Думаем, как лучше подъехать. Выплывший из тумана всадник указывает нам путь.
Здание школы одноэтажное, ветхое. Окна снаружи затянуты пленкой для сохранения тепла. Из трубы идет дым. Продуваемый чердак открыт, к нему подставлена деревянная лестница. На крыльце стоят учительницы, щелкают семечки.
Спрашиваю: можно поприсутствовать на уроке? Учительницы не возражают, интересуются, придет ли после моего материала в школу помощь, я ничего не обещаю. Звонят директору, спрашивают у него разрешения. Директор вежливо просит не интервьюировать, не присутствовать, не снимать. Я его понимаю.
Топчемся у ворот школы, непонятно чего ждем, разговариваем с родителями малышей.
- Люди каких профессий живут в Дейресе? - спрашиваю папу маленькой девочки, которую он забирает после нескольких уроков.
- Учителя, водители, животноводы, - говорит мужчина. Пытается вспомнить кого-то еще, смотрит по сторонам. Лицо его озаряется радостью.
- Медсестра еще есть! Вон она идет! - он указывает пальцем куда-то в туман.
Медсестра
Гульсара Кубаталиева - семейная медсестра с 30-летним стажем. В селе на 1 400 жителей она важнейший человек. В Дейресе нет врача, забота об односельчанах на ней. С утра до вечера Гульсара эже на ногах. Ежедневные обходы, приемы, оказание помощи беременным женщинам и новорожденным детям. Она знает здесь каждого, каждый здесь знает ее.
Гульсаре эже некогда болтать, она возвращается с утреннего обхода. Дома на обед ее ждут муж и сыновья.
- Сходила сейчас проведала трех младенцев. Все здоровы, развиваются как положено. По дороге зашла к двум больным, уколы поставила, - рассказывает она на ходу так, как будто ждала нашего приезда.
- А вообще много у вас тут новорожденных?
- Тридцать детей родились в 2019 году. Сейчас на учете стоят 20 беременных женщин.
- Роды тоже вы принимаете?
- Нет. Я сопровождаю. У нас тут нет условий рожать. Я сопровождаю рожениц до больницы. Это 80 километров. Моя задача - довезти их до врача.
- Никто по дороге не родил?
- Нет. Я всегда стараюсь все правильно рассчитать.
Лицо Гульсары эже открытое, доброжелательное, с ней как-то спокойно. Она идет в тумане по глинистой дороге через поле от одного холма к другому, прижимает к себе походную сумку, думает о чем-то своем. Мое присутствие ее не тяготит.
Дейрес-Сай разбросан по холмам, как мелкие острова в океане. На одном холме могут стоять два-три дома, на другом - пять-шесть. Гульсара эже спускается и поднимается, спускается и поднимается. Холмы тонут в тумане, c одного острова не видно другого. Только лай собак и периодически курсирующие туда-сюда люди в форме оживляют застывший пейзаж.
- Когда звучит название нашего села, обычно подразумевается пограничная застава, ведь мы живем на границе с Узбекистаном, - говорит Гульсара эже.
- Рядом с пограничниками спокойнее? - спрашиваю я. Гульсара эже чуть заметно улыбается.
- Нам бы решить проблемы с водой, - говорит Гульсара эже. - Каждый новый депутат обещает решить водный вопрос, но ничего не меняется. Питьевую воду нам привозят. Летом с поливом постоянные проблемы. Собираем дождевую воду, используем ее для стирки и приготовления еды. Вода из рек Кыргызстана идет к нам через Узбекистан. Так было распределено с советских времен, так остается по сей день.
Дома Гульсару эже ждут муж и двое сыновей. Мы обрушиваемся на них как снег на голову, но гости их не смущают, они привыкли к людям в доме. Только садимся пить чай, к Гульсаре эже приходит соседка: голова кружится, в глазах темно.
Гульсара эже измеряет ей давление, достает из своей походной сумки таблетки, делает назначения, усаживает за стол.
На столе домашние лепешки, миндаль, грецкие орехи, яблоки. Все свое, все растет в Дейресе.
- У нас хорошее село. Здесь живут хорошие люди. Была бы вода, вообще никаких проблем, - говорит Гульсара эже.
- А что хорошего в вашем селе? Работы, как я поняла, нет, сходить некуда, - пытаюсь понять я. Гульсара эже ответить не успевает, за нее отвечает муж.
- В нашем селе люди живут так, как хотят. В советское время все обязаны были работать, кто не работал, тех могли даже посадить, а сейчас каждый сам принимает решение, чем ему заниматься, хочешь - с утра до вечера смотри в потолок, хочешь - делай бизнес.
Муж Гульсары эже мелиоратор. Работает в межсезонье. Отвечает в селе за полив. Зимой все больше по хозяйству. Ну и смотрит телевизор - спортивные каналы.
- От нехватки работы многие начинают пить, как у вас в селе с этим? - спрашиваю я.
- Раньше выпивали, сейчас нет, - отвечает Гульсара эже.
- Водка закончилась? - спрашиваю я.
- Просто многие стали ходить в мечеть, - отвечает она.
Поговорили про кражи невест. Да, случаются. По договоренности. Про образование. Да, не хватает учителей, специалистов, книг. Про женскую долю и равноправие. Я спросила, нужно ли спасать женщин их села от семейного насилия, от притеснений. Гульсара эже долго смотрела на меня, пытаясь понять, что мне от нее нужно, а потом устало вздохнула.
Я не знаю, кто делит работу на мужскую и на женскую. Например, я замесила тесто, леплю манты, мне позвонили, что у кого-то высокая температура, я все бросаю, бегу к больному, знаю, муж и сын все закончат без меня, все сделают.
После обеда Гульсара эже собирается в ФАП. У нее там прием и журнал, который нужно ежедневно заполнять. Обычно она ходит туда пешком, но сегодня мы едем к ней на работу на машине. Через холмы и заросли камышей, через дворы и лай собак. Едем долго. Из школы возвращаются дети. Безусые пограничники идут вдоль дорог. Туман не рассеивается.
ФАП и пограничная застава стоят на одном холме. Пограничная застава огорожена забором, ФАП Гульсары эже открыт семи ветрам.
Входную дверь я специально держу открытой, чтобы люди знали, что я тут, - Гульсара эже, снимает на крыльце галоши, переобувается в чистую обувь и идет растапливать буржуйку. Огонь за дверкой старинной печки трещит, становится чуть теплее.
Гульсара эже достает из стола свой журнал, вписывает в него сегодняшние посещения, назначения, диагнозы.
Они ничего не спрашивают, Гульсара эже тоже особо не разговаривает. Приветствие, укол, прощание, запись; приветствие, укол, прощание, запись.
Где-то на холмах лают собаки, пастухи гонят домой скотину. Туман не шевелится, стоит, как пограничник.
С закатом Гульсара эже собирается домой. Тушит огонь в печке. Собирает свою сумку, переобувается, закрывает дверь ФАПа. Дорога домой - через холмы, камыш, поля, дворы, в тумане.
- Я люблю эту дорогу, - говорит Гульсара эже, и глаза ее при этом светлеют.
Данный материал создан при поддержке проекта Медиа-К "Интерньюс" в Кыргызстане, финансируемого USAID в КР и FHI360. Мнения, выраженные в материале, не обязательно отражают позицию Интерньюс в КР и его партнеров. Материал публикуется под открытой лицензией СС BY (ссылка на авторов обязательна).
