Владимир Коротенко: Наши потомки могут жить только в этих экосистемах
Мы продолжаем говорить об изменениях климата. И наш сегодняшний собеседник - Владимир Коротенко, глава экологического движения БИОМ.
- Для начала расскажите о себе, чтобы наши подписчики понимали, что вы разбираетесь в этих вопросах.
- Экологическими вопросами я занимаюсь уже более 30 лет. Первое образование у меня – эколог-генетик, закончил наш биофак, затем было обучение по ряду международных программ. А вот защищался я по вопросам экологического сознания. И году так в 1993, когда еще учился на биофаке, мы решили, что хотим заниматься охраной природы. Мы стали молодежным крылом первого в Кыргызстане экологического движения "Алейне", организованного Эмилем Джапаровичем Шукуровым (царство ему небесное). А в 1997 году зарегистрировались как самостоятельная организация БИОМ. Мы широко известны как аналитический и экологический центр, а также ведем большую общественную деятельность. Один из последних проектов мы осуществляли при поддержке Европейского союза, Фонда имени Конрада Аденауэра. Я говорю об этом потому, что мы должны понимать - без внешней финансовой помощи Кыргызстан не справится с проблемами изменения климата.
- Одним из самых естественных способов противодействия изменению климата считается сохранение устойчивого биоразнообразия. Давайте для начала просто объясним, что такое биоразнообразие.
- На самом деле естественным это считается только последние несколько лет.
- До этого не считалось естественным?
- Вообще я предлагаю начать наш разговор с полета Гагарина: с того момента, как человек взглянул на планету сверху. Именно тогда произошел мировоззренческий переворот. И в 70-е годы был подготовлен знаменитый экономический доклад Римского клуба о том, что есть пределы роста. И что ресурсов просто не хватит. То есть экологические конвенции так или иначе выросли из экономических отношений.
Следующий важный этап - это 1992 год, когда в Рио-де-Жанейро собрались мировые лидеры на Конференцию ООН по окружающей среде и развитию, которая еще известна как "Саммит Земли". Именно там были подписаны три знаменитые конвенции Рио: "Конвенция о биологическом разнообразии", "Рамочная конвенция об изменении климата" и конвенция об опустынивании (особенно в странах Африки). И только в 2010 году мировые лидеры договорились, что изменения климата происходят по вине человека. То есть представляете, какие понадобились сложные политические процессы, чтобы прийти к такому выводу на глобальном уровне?
- А как это связано с вопросами биоразнообразия?
- Эта предыстория необходима, чтобы понять: процесс изучения изменений климата включает в себя политические, экономические и научные вопросы.
А биоразнообразие включает все целостные живые организмы. Но при этом важно, что сейчас появился термин "холобионт", то есть организм, существующий в некоем взаимовыгодном сообществе с микробами внутри него.
И поэтому в биоразнообразие включаются не только биологические виды, но и генетические ткани, и культура ткани. И здесь очень важно слово "разнообразие". То есть принцип устойчивости связан с разнообразием: чем больше разнообразия, тем больше устойчивости.
- В свою очередь биоразнообразие противодействует изменению климата, а изменение климата влияет на биоразнообразие.
- Это абсолютно правильный тезис. Но здесь не та история: что первично - курица или яйцо. Все гораздо интереснее. Если вы посмотрите школьные учебники по биологии еще 80-х годов, то там написано - жизнь возникла 3,6 миллиарда лет назад.
А вот в том курсе, который уже сейчас мы подготовили для учителей естествознания, цифра другая - 4,5 миллиарда лет. Представляете? Разница в миллиард лет. И это уже не гипотеза, не мнение. Это уже "мир по истине", это уже ведущие исследовательские институты подтверждают. Почему важна разница в этот миллиард лет. Это значит, что на нашей планете была жизнь всегда, и именно жизнь преобразовывает среду.
Приведу яркий пример. Из школьных уроков мы помним: красный Марс, беловатая Венера и наша золотисто-голубая Земля. На Венере жарко, на Марсе холодно, пары углекислого газ, азот и серные окислы. И вот ученые выяснили, что наша Земля должна была стать либо Марсом, либо Венерой.
Ученые NASA стали задумываться, почему же Земля стала Землей. И единственный ответ: жизнь преобразовывала среду.
Мы должны запомнить важный тезис: жизнь создает жизнь. А климат - это условия для жизни.
С этой теорией профессор Горшков познакомил Эмиля Шукуровича Джапарова, а он уже в свою очередь увлек этой научной идеей нас. И мы всю свою деятельность перестроили в связи с этой теорией, то есть мы перестали заниматься вопросами частности, а смотрим на очень большие системы.
- Так почему важно сохранять биоразнообразие?
- Потому что другого механизма просто нет. Это, знаете, как у Лакана : у нас нет выбора "кошелек или жизнь". Мы как живой организм можем существовать только в этом биоразнообразии.
Может быть, кому-то кажется, что можно, как в фильмах, создать какой-то механизм, который будет от нажатия кнопки создавать нам атмосферу. Но, увы, так нельзя. Вот эту атмосферу создают живые экосистемы. А мы живем именно в этой среде. А жить нам непросто. Ведь мы многоклеточные организмы. И этим клеткам нужно как-то жить и питаться. Это нужно затратить огромные силы, чтобы внутрь доставить эти питательные вещества. И мы белковая форма существования. И этот белок существует в очень узком параметре. И в этом параметре должна быть вода в трех агрегатных состояниях. И средняя температура - та самая плюс 15 градусов. И вот глобальное потепление, которое меняет эту самую среднюю температуру воздуха, влияет на нас, как на белковую форму существования.
- Мы с вами говорим про биоразнообразие. И в связи с этим давайте поговорим о том, зачем мы - человечество - тратим огромные силы на сохранение отдельных видов животных. Например, панд. Это просто пример. Можем поговорить об амурских тиграх или снежных барсах.
- Давайте я сразу скажу, что бороться за выживание отдельного вида - это ошибка. И здесь свою роль играет человеческий фактор. Вот таким таинственным механизмом образования жизни является развитая экосистема. Опять же давайте вспомним наши учебники, что среда в биологии это совокупность биотических и абиотических факторов. Это правильно. Но сегодня мы к этой формулировке добавляем, что это совокупность биотических и абиотических факторов, которая находится на определенной территории и может воспроизводиться вечно. Вот как только мы добавляем фактор времени, то все меняется. Потому что никакая панда и никакой барс не вечен. А вот экосистема, которая создает барса и поддерживает его существование может жить долго-долго, если мы не нарушим параметры конкретной экосистемы. Эти экосистемы создавались миллиарды лет назад. Экосистемы преобразовывали среду под себя. И вот все, что сейчас есть, было создано сообществом растений и животных.
И если вы вспомните, в начале нашего разговора я отдельно выделил 70-е годы прошлого века. Считаете, что к тому времени мы потеряли 60 процентов экосистем суши.
- Мы говорим в глобальном смысле?
- Да, конечно. Когда речь идет о климате и экосистемах, можно говорить только глобально. Потому что тут границы не имеют никакого значения.
Так вот, потеряв 60 процентов экосистем, мы потеряли механизм самовоспроизведения. В связи с этим меня часто спрашивают, верю ли я в то, что у нас есть будущее? В человечество я, как ученый, безусловно верю, но в то, что мы техногенно решим ситуацию, нет.
И вот что пытаются делать экологи? Мы пытаемся этот переход смягчить. У вас были коллегии, и вы говорили об адаптации и митигации. Изменения климата это, в первую очередь, изменения колебаний. Колебания в окружающей среде есть всегда: это сезонные изменения температуры, влажности, продолжительности светлого времени суток... И к таким изменения мы готовы. А вот если эти колебания выходят за привычные пределы - как это было, например, в Испании, - то здесь уже надо перестраиваться. То есть нужна сознательная адаптация. А примером митигации может быть восстановление лесов. Прежде всего лесов. Потому что биотическим регулятором являются три вещи: леса, луга и болото.
А чем хороши панда и барс? Они являются индикатором, ликом этой экосистемы. Нам, людям, так удобно.
Панда - она мила и прелестна. Ее хочется защищать. В отличие от комара или, не дай бог, лягушки. Но с точки зрения функционирования экосистемы разницы никакой нет. Правда, есть исключение. С точки зрения Вернадского, для осуществления биотических функций не нужны высшие животные. Мы, собственно говоря, аномалия.
- То есть от нас только вред один?
- Не будем столь категоричны. Нас просто много.
Мои учителя - и Арон Абрамович Брудный, и Эмиль Джапарович Шукуров - придерживались точки зрения, что у всех элементов экосистем есть своя регулятивная функция. И у милых панды с барсом. И у вирусов. И у клещей, потому что они переносят генетическую информацию от одного вида другому.
То есть экосистема - это завязанный, очень сложно организованный, постоянно работающий механизм. И если какое-то существо нарушает эту функцию, оно погибает. Вот он - естественный отбор.
Но мы-то с вами нет. Мы не такие. Мы вышли в другой регулятор, мы вышли в культурный регулятор, экономический, политический - нечувствительный к природным.
И в результате, чтобы выжить, нам надо думать о подушках безопасности. Я верю, что мы еще можем это сделать, но есть коллеги, которые не верят.
- А заботиться об окружающей среде - это наша обязанность? Или это наше право жить в комфортной окружающей среде?
- Здесь существуют разные школы. Но здесь, мне кажется, более правильно поставить вопрос так: что надо делать для того, чтобы мы выжили. Природа человека - антропоценоз. Нам удобно себя выписывать из этого всего, но на самом деле нам надо вписать себя. Потому что это природа о нас заботится. Нам просто надо не трогать.
Нашей цивилизации - 200-300 лет. Я не про Цивилизацию, а вот ту цивилизацию с теми удобствами, к которым мы привыкли.
- Вы про комфортную жизнь. Чтобы было тепло тогда, когда я этого хочу, чтобы из окна не дуло.
- Именно. Смотрите, природа, согласно теории биотической регуляции, хотела спрятать огромный энергопотенциал - углеводороды.
С другой стороны свое влияние на изменение климата оказывает вырубка лесов. Это связано с теорией биотического насоса.
Леса закачивают влагу в центр континента. Биотический лесной насос поддерживает устойчивость климата суши и океанов в оптимальном для всей биосферной жизни состоянии. Он регулирует величину сезонных осадков и облачность над океаном и сушей в требуемых для всего многообразия жизни пределах
Лично у меня нет высокомерного отношения к природе и преклонения тоже нет. Просто понимаю, что без этого не выживешь.
В нас очень много дополнительной генетической информации. И каждая мама знает о пользе первой ложки - того самого молозива. То есть это та сама система, которая позволяет хорошим бактериям выжить, а плохим не завестись. И вот современные исследователи говорят, что этот биоценоз в кишечнике (не экосистема, конечно) предопределяет практически всю твою жизнь. Конечно, среда, образ жизни тоже имеют значение. Но первый шаг крайне важен.
- И что делать? Я так поняла, что если мы ничего делать не будем, то перспективы печальные.
- Йохан Рокстрем выделил девять планетарных границ, жизненно важных для устойчивости Земли. При этом шесть из них человечество уже пересекло.
- Вернуться есть возможность?
- Доклад Римского клуба, доклад "Come On! Капитализм, близорукость, население и разрушение планеты", ЦУР пока дают надежду.
- Что делать каждому из нас?
- Каждому из нас - не получится, потому что мы разные. Кто-то будет делать, кто-то не будет. Поэтому должна появиться политическая механика.
Например, Европейский парламент в этом году одобрил Закон "О восстановлении природы". У нас уже есть Декларация о правах и свободах дельфинов и китов. Лагуна в Испании получила право на жизнь, охрану здоровья и развития. То есть в правовом поле появились новые объекты.
Все понимают, что мы - человечество - не можем вернуться в первобытную дикость. Это было хорошо сформулировано в "Игре престолов": "Если корову подоили, то сливки назад не засунуть". Но мы можем ввести механизмы-регуляторы. Они должны быть экономическими, они должны быть политическими, они должны быть образовательными. Пока получается плохо, но что-то тем не менее делается.
На уровне домохозяйств мы должны так вести свою деятельность, чтобы оказывать минимальное воздействие на экосистемы. Если вы живете, например, на Иссык-Куле, то не вырубайте, пожалуйста, растительность вокруг озера. То есть мы должны понять, что Иссык-Куль чистый, пока есть вот эти заросли. Это естественные фильтры. И если мы все вокруг озера превратим в золотистые пляжи, то получим грязную лужу.
Но сейчас у нас уже хватает знаний. Однако не хватает политической воли. Не хватает нормальных регуляторов.
И тут мы снова можем вспомнить, что в девяносто втором году мировые лидеры договорились, что 3% мирового бюджета будет направлено на экологию. А это очень большие суммы.
Потом очень важно, например, рассматривать не границы государств, а бассейны рек, а это уже гораздо сложнее, потому что река может быть между несколькими государствами.
То есть сейчас есть понимание, что нужно делать в глобальном масштабе, но как только речь идет о частностях, то тут возникают трудности. Потому что, скажем, возобновляемые источники энергии пока не так окупаемы. Но! Но я точно понимаю, что надо заморозить все жесткие формы воздействия на экосистемы: не вырубать то, что осталось, и постараться восстанавливать то, что можем восстановить. Китай, кстати, это пытается делать. Другой вопрос, что нельзя посадить дерево вместо дерева. То росло тысячи лет и образовало такую экосистему. Мы должны взять такую же матрицу, вот почему разрабатываем модели матричных экосистем, которые воспроизводятся. Экосистема только от экосистемы. А на уровне каждого человека: как можно меньше уничтожать все дикое. Вообще лучше не трогайте. Чем меньше будем в эту дикость ходить, тем лучше для всех.
- Владимир, давайте очень коротко резюмируем: чем биоразнообразие важно для нас?
- Самый главный тезис: жизнь создает условия для жизни. Нужно помнить, что мы живые и, соответственно, должны относиться к живому как к чему-то очень значимому. Механизмы сохранности жизни связаны со всеми областями нашей жизнедеятельности: начиная от воды и заканчивая воздухом.
Нормальный климат - нормальные экосистемы. Естественные экосистемы начали шататься - климат стал тоже шататься, выходить за пределы привычных колебаний.
Поэтому давайте лучше оставаться в том мире, который есть - без переделок и трансформаций. Потому что ты тогда остаешься живой, и самое главное, что ты даешь надежду своим потомкам.
То есть наши потомки могут жить только с этими экосистемами. Какие-то другие, может быть, с другими смогут. Но тогда это уже будет не этот человеческий вид.
